2022-04-29 13:44:00 
29-летний Антон Грицунов работал врачом-анестезиологом в детской хирургии и родильном отделении мариупольской больницы. В интервью «Громадському» он рассказал, что ему пришлось пережить с коллегами, находясь под бомбардировками в Мариуполе.
Один из корпусов роддома, в котором работал Антон, попал на полосы всех мировых медиа после того, как в начале марта россияне его разбомбили. Антон тогда уже работал и в военном госпитале, но потом и на него начали сбрасывать бомбы.
16 апреля мужчине удалось выехать из Мариуполя на велосипеде через поля.
Дальше — прямая речь о работе в больнице во время бомбежек заблокированного города.
«Из-за авиаудара многие умерли на операционных столах»
Когда началась полномасштабная война, я еще три дня работал в своем отделении. Затем мне предложили перейти в военный госпиталь в центре города, который только что развернули. Там не было анестезиологов, а туда привозили и военных, и гражданских, и даже детей. Я работал там три недели, пока нас не разбомбили.
Сначала госпиталь базировался в центре, но когда враг подобрался поближе, нас эвакуировали на Нептун (район в Мариуполе — ред.). Там мы проработали неделю до 17 марта. Русские сбрасывали на нас не только бомбы, но и мины. Во время одного из авиаударов попали в нашу реанимацию, она провалилась в подвал.
Мы начали спускать пациентов в уцелевшую часть подвала. Я как раз помогал одной девушке, она жила рядом с госпиталем. Ее принесли к нам на руках. У нее двое детей, она вышла нагреть им есть, когда стали бомбить. Ей нужна была ампутация голени. Она очень просила, чтобы ампутировали ниже колена, но когда наркоз подействовал и хирурги смогли посмотреть, что с ногой — поняли, что придется ампутировать повыше.
Я видел за это время много жутких историй. К нам привозили немало раненых детей с ранениями черепа, грудной клетки. Часто привозили двухсотых малышей: их просто не успевали довезти вовремя. Труднее всего было работать с детьми, а потом выходить к родителям и сообщать, что их ребенок умер.
Многие погибли в операционной из-за авиаудара. Тогда в реанимации исчез свет, и пациенты перестали получать кислород. Восстановить его подачу быстро было невозможно, поэтому многие умерли на операционных столах. Мы могли их спасти, но из-за авиаудара они погибли.
«По пути мы видели разорванные человеческие тела»
Когда русские войска начали подходить к «Нептуну», раненых военнослужащих начали эвакуировать на «Азовсталь». Мы слышали, что танковые бои уже начались в окрестностях района. Я решил покинуть госпиталь, вместе со мной уехали еще несколько раненых военнослужащих. В общей сложности их там было 170. Я знаю, что 85 из них смогли добраться до госпиталя в Днепре.
Мне предлагали ехать на «Азовсталь», но у меня были опасения, что оттуда не выберусь, и, поскольку я гражданский, то отказался. 15 медицинских военнослужащих из нашего госпиталя уехали на «Азовсталь». Я решил пойти домой. Около 10 дней мои родные не знали, где я и что со мной, так как добраться домой из «Нептуна» не было возможности. Со мной пошла еще одна моя коллега, военный медик. Мы добирались к моему дому три дня. Там были танковые бои, нам приходилось скрываться. По дороге мы видели разорванные человеческие тела, противотанковые мины, видели, как в 800 метрах от нас россияне обстреливали гражданскую машину с людьми.
На каждом перекрестке стояли российские военные – они останавливали и спрашивали документы. Меня много раз раздевали: смотрели, есть ли у меня какие-то татуировки или следы от бронежилета. У меня с собой была трудовая книжка, я говорил, что я врач, но, мол, больницу разбомбили, поэтому мне нечего делать.
В Мариуполе преимущественно стояли военные так называемых «ДНР» и «ЛНР» — они верили, что пришли помогать, и если ты не проявлял к ним агрессии, то они относились нормально. Но чем ближе к подконтрольной Украине части, тем больше россияне ставили там бурят и дагестанцев. Они жестче и проверяют людей более тщательно.
«Ехали по полям, чтобы избежать фильтрации»
Весь следующий месяц до 15 апреля мы жили с родителями в моем доме. В одной из комнат выбило стену, мы завесили ее одеялами. Было холодно, но жить можно. У меня был определенный запас пищи, поэтому с этим проблем не было. Только не хватало воды. Мы набирали ее в реке, она была соленой по вкусу.
Я не собирался уезжать, пока не вывезу родителей. Моя машина сгорела, так что самостоятельно я сделать этого не мог. Однажды я встретил нашего соседа и договорился с ним, чтобы он вывез родителей в село рядом с Мангушем. Они доехали туда, потом папа дал россиянам $300, чтобы его пропустили через Мангуш без фильтрации. У отца инвалидность, он плохо ходит. Они его пропустили.
Мы с коллегой, военным врачом, с которым я выбрался из больницы, решили ехать по селам и полям на велосипедах. Отправились 16 апреля, проехали 50 километров. Там тоже были блокпосты, сорванные мосты, зато мы таким образом обошли фильтрацию. Если бы они увидели мои соцсети, если бы узнали, что моя коллега военнослужащая, мы бы оттуда не выбрались.
В одном из селений мы немного пересидели и нашли местных, которые смогли вывезти нас на подконтрольную Украине территорию. Теперь я в безопасности. Вся моя семья за границей.
Напомним, ранее мы публиковали исповедь врача с Левого берега Мариуполя
Загрузка ...
